— Разумеется, — ответил этот джентльмен, отнюдь не огорченный таким напоминанием, раз оно доказывало, вне всяких сомнений, из какой важной семьи происходит миссис Кенуигс.

— Я разделял это чувство, — сказал мистер Лиливик. — Быть может, оно было натурально, а может быть — нет.

Тихий шепот, казалось, дал понять, что со стороны человека, занимающего такое положение, как мистер Лиливик, возражение было не только натуральным, но и весьма похвальным.

— Со временем я изменил свое отношение, — продолжал мистер Лиливик.Когда они поженились и уже ничего нельзя было поделать, я был одним из первых, кто сказал, что на Кенуигса следует обратить внимание. В конце концов по моему настоянию семья обратила на него внимание, и я должен сказать и говорю с гордостью, что всегда видел в нем честного, благовоспитанного, прямодушного и респектабельного человека. Кенуигс, вашу руку!

— Горжусь этим, сэр, — сказал мистер Кенуигс.

— Я тоже, Кенуигс, — отозвался мистер Лиливик.

— Счастливая была у меня жизнь с вашей племянницей, сэр! — сказал Кенуигс.

— Ваша была бы вина, если бы случилось иначе, сэр, — заметил мистер Лиливик.

— Морлина Кенуигс, — воскликнула в этот торжественный момент ее мать, чрезвычайно растроганная, — поцелуй дядю!

Юная леди исполнила это требование, и три остальные девочки были по очереди подняты к физиономии сборщика и подверглись той же процедуре, каковую затем проделало с ними и большинство присутствующих.

— Ах, миссис Кенуигс, — сказала мисс Питоукер, — пока мистер Ногс приготовляет пунш, чтобы выпить за счастливую годовщину, пусть Морлина исполнит перед мистером Лиливиком тот самый танец с фигурами.

— Нет, нет, дорогая моя! — возразила миссис Кенуигс. — Это только обеспокоит моего дядю.

— Я уверена, что это не может его обеспокоить,сказала мисс Питоукер.Ведь вам это доставит большое удовольствие, не правда ли, сэр?

— В этом я не сомневаюсь, — ответил сборщик, следя за приготовлением пунша.

— В таком случае, вот что я вам предложу, — сказала миссис Кенуигс,Морлина исполнит свое па, если дядя уговорит мисс Питоукер продекламировать нам после этого «Похороны вампира».

Тут раздались громкие рукоплескания, виновница которых несколько раз грациозно склонила голову в благодарность за прием.

— Вы знаете, — укоризненно сказала мисс Питоукер, — что я не люблю выступать как артистка на семейных вечерах.

— Но это к нам не относится! — возразила миссис Кенуигс. — Мы все так дружески расположены к вам, что вы словно у себя дома. К тому же такой случай…

— Перед этим я не могу устоять, — перебила мисс Питоукер. — Я с наслаждением сделаю все, что в моих слабых силах.

Миссис Кенуигс и мисс Питоукер заранее составили вдвоем эту маленькую программу увеселений, порядок которых был определен, но они порешили, что на обе стороны нужно оказать некоторое давление, ибо так будет более естественно.

Когда все притихли в ожидании, мисс Питоукер начала напевать мелодию, а Морлина исполнила танец; перед этим ей так тщательно натерли подошвы башмаков мелом, как будто она собиралась ходить по канату. Это был очень красивый танец с фигурами, требовавший немалой работы рук, и его приняли с великим одобрением.

— Если бы мне посчастливилось иметь… иметь дитя, — зардевшись, сказала мисс Питоукер, — дитя с такими гениальными способностями, я бы немедленно отдала его на оперную сцену.

Миссис Кенуигс вздохнула и посмотрела на мистера Кенуигса, который покачал головой и заметил, что он колеблется.

— Кенуигс боится, — сказала миссис Кенуигс.

— Чего? — осведомилась мисс Питоукер. — Неужели ее провала?

— О нет! — ответила миссис Кенуигс. — Но если, став взрослой, она будет такой же, как теперь… подумайте только о молодых герцогах и маркизах!

— Совершенно верно! — сказал сборщик.

— Однако, — почтительно заметила мисс Питоукер,еслд она, знаете ли, будет держать себя с надлежащим достоинством…

— Это очень справедливое замечание, — заявила миссис Кенуигс, посматривая на своего супруга.

— Я знаю только, — заикаясь, промолвила мисс Питоукер, — конечно, это может и не быть общим правилом… но я никогда не сталкивалась с такого рода затруднениями и неприятностями.

Мистер Кенуигс сказал, с подобающей галантностью, что это сразу решает вопрос и что он подвергнет сей предмет серьезному рассмотрению. Когда с этим было покончено, мисс Питоукер уговорили начать «Похороны вампира», для каковой цели молодая леди распустила волосы, стала в другом конце комнаты и, поместив в углу приятеля-холостяка, чтобы тот выбежал при словах «испускаю последний вздох» и подхватил ее в свои объятия, когда она будет умирать в бреду безумия, сыграла свою роль с удивительным одушевлением и к великому ужасу маленьких Кенуигс, с которыми от испуга чуть не сделались судороги.

Восторги, вызванные исполнением, еще не улеглись и Ньюмен (очень, очень давно он не бывал совершенно трезвым в такой поздний час) еще не мог вставить слово и возвестить, что пунш готов, когда послышался торопливый стук в дверь, заставивший взвизгнуть миссис Кенуигс, которая немедленно высказала догадку, что младенец упал с кровати.

— Кто там? — резко спросил мистер Кенуигс.

— Не пугайтесь, это я, — сказал Кроуль, в ночном колпаке заглядывая в комнату. — Младенец чувствует себя прекрасно. Я к нему зашел, спускаясь вниз, и он крепко спал, а также и девочка спала, и я не думаю, чтобы от свечи зажегся полог, разве что в случае сквозняка… Это спрашивают мистера Ногса!

— Меня?! — воскликнул крайне изумленный Ньюмен.

— Да, не правда ли, странно в такой час? — отозвался Кроуль, который был не очень-то доволен перспективой лишиться своего местечка у очага. — И люди очень странные на вид, вымокшие под дождем и все в грязи. Сказать им, чтобы они ушли?

— Нет, — ответил Ньюмен, вставая. — Люди? Сколько их?

— Двое, — сказал Кроуль.

— Спрашивают меня? По фамилии? — осведомился Ньюмен.

— По фамилии, — ответил Кроуль. — Мистера Ньюмена Ногса, буква в букву.

Ньюмен несколько секунд размышлял, а затем поспешно вышел, бормоча, что сейчас вернется. Слово свое он сдержал, ибо через весьма короткое время ворвался в комнату и, схватив без всяких извинений или объяснений горящую свечу и полный стакан горячего пунша, выбежал, как сумасшедший.

— Черт побери, что с ним случилось? — распахнув дверь, воскликнул Кроуль. — Тише! Не слышно ли шума наверху?

Гости в смятении поднялись и, заглядывая друг другу в лицо с большим недоумением и не без страха, вытянули шеи и стали напряженно прислушиваться.

Глава XV,

знакомит читателя с причиной и происхождением помехи, описанной в предшествующей главе, а также с другими событиями, которые знать необходимо

Ньюмен Ногс впопыхах вскарабкался наверх с дымящимся напитком, который он столь бесцеремонно похитил со стола мистера Кенуигса и в сущности из-под самого носа водопроводного сборщика, каковой созерцал содержимое стакана в момент неожиданного его исчезновения с живейшими признаками удовольствия, отражавшимися на физиономии. Ньюмен отнес свою добычу прямо к себе, в заднюю мансарду, где сидели, с израненными ногами и в разваливающихся башмаках, мокрые, грязные, изнуренные, носившие на себе следы утомительного путешествия, Николас и Смайк, его спутник, виновник этого трудного странствия, оба совершенно измученные непривычным для них долгим переходом.

Первое, что сделал Ньюмен, — это принудил Николаса выпить залпом полстакана чуть ли не кипящего пунша, а затем влил оставшееся в горло Смайку, который, ни разу в жизни не отведав ничего более крепкого, чем слабительное, проявлял всевозможные странные признаки изумления и восторга, пока жидкость проходила в горло, и очень выразительно закатил глаза, когда она вся прошла.

— Вы насквозь промокли, — сказал Ньюмен, торопливо проводя рукой по снятому Николасом сюртуку, — а мне… мне даже нечего дать вам переодеться,добавил он, грустно взглянув на поношенный костюм, который был на нем. — У меня в свертле есть сухое платье или во всяком случае вещи, которыми я прекрасно могу обойтись, — ответил Николас. — Если вы будете смотреть на меня с таким жалобным видом, вы заставите меня еще сильнее пожалеть о том, что я вынужден посягнуть на ваши скудные средства и обратиться с просьбой о помощи и пристанище на одну ночь. Лицо Ньюмена отнюдь не прояснилось от таких речей Николаса, но когда молодой его друг горячо пожал ему руку и заявил, что только полная уверенность в искренности его слов и доброжелательстве побудила его, Николаса, осведомить его о своем прибытии в Лондон, мистер Ногс снова просиял и с превеликим проворством занялся всевозможными приготовлениями, какие были ему по силам, чтобы угодить гостям. Они были довольно просты; средства бедного Ньюмена далеко отстали от его желаний, но как бы ни были ничтожны эти приготовления, они сопровождались чрезвычайной суетой и беготней. Николас столь разумно распорядился своим мизерным запасом денег, что они еще не иссякли, и потому на столе вскоре появился ужин, состоящий из хлеба, сыра и холодной говядины, купленной в съестной лавке; поскольку же этим яствам сопутствовали бутылка горячительного и кувшин портера, не было во всяком случае оснований опасаться голода или жажды. Те приготовления, какие во власти Ньюмена было сделать для устройства гостей на ночь, заняли не очень много времени, и, когда он настоял как на срочной и необходимой мере, чтобы Николас переоделся, а Смайк облекся в единственный сюртук Ньюмена (каковой тот для этой цели снял, не слушая никаких уговоров), путешественники принялись за скромную трапезу с большим удовольствием, чем по крайней мере один из них получал когда-то от лучшего угощения.